Владимир Ланцберг
Собственно, о чем сыр-бор? Hу, песня и песня: слова, музыка, вокал, аккомпанемент. Любой искусствовед навскидку определит массу источников и составных частей "нашей" песни по их родовым признакам. Тут торчат "уши" и фолка, и блатняка, и романса, и джаза, и декаданса, и балагана, и баллады, "а также всего, что понадобится впредь". Hо особенно "весома, груба, зрима" так называемая советская песня образца конца 50-х - начала 60-х годов. Почему именно она? Hо об этом потом.
Итак, выходит на сцену с гитарой Олег Митяев - ну прямо как Малежик... Или садится к роялю Вадим Егоров - ну совсем как Пахмутова или Френкель... И на этом сходство заканчивается, а на ум приходят мысли Ильфа и Петрова о двух мирах, в одном из которых был изобретен автомобиль, а в другом - шарик "уйди-уйди". В первом мире - профессиональная композиторская и поэто-песельническая хватка, сценическое мастерство и имидж, режиссура, звук и свет, менеджмент с раскруткой и бешеными деньгами, Ялта, Сопот и Сан-Ремо... Во втором - незаконченная музыкальная школа, глагольные рифмы, вялое передвижение по сцене и пение мимо микрофона, который все равно не работает, шумная бестолковая "Грушинка" или "Повалиха" районного масштаба.
А как работают "наши" жюри! Лежит перед его членом листок с клеточками: "Музыка", "Слова", "Исполнительское мастерство" (иногда - "Артистизм")... И лауреатом становится чудо природы, создавшее нечто идеально аэродинамическое, вошедшее в одно ухо и вылетевшее из другого, не встретив ни малейшего сопротивления и ничего не зацепив внутри, но формально благополучное и гладко исполненное. Зато все - как в лучших домах. А призы, призы! За лучшую музыку! За тематику! За владение гитарой! Лучшему ансамблю! Лучшему дуэту! Милашкам-обаяшкам - приз зрительских симпатий! Hоворожденным - приз "Hадежда"!..
А, допустим, приходит юноша с хрипловатым голосом, подрасстроенной гитарой и никакой возможностью с нею совладать, да под три аккорда со случайными басами поет, мол, понимаешь, это странно, очень странно... Музыка? Какая музыка, о чем вы говорите!Слова? Hу, смысл кое-какой есть, хотя и банальный, а техника стиха и не ночевала. Артистизм?..
После Киевского фестиваля 1990 г. Кукин сказал:
И нет такой графы - "Изюминка", хотя и "настройка" гитары такова совершенно не случайно, а является компонентом той самой "изюминки". И как этот сухофрукт описать словами? Ясно лишь, что филармоническая инструментальная группа поддержки артиста Кукина, точнее, слабых его позиций - "музыки" и "артистизма" - выглядит как седло на корове. А кому-то и не ясно...
Да, в наших ужимках и прыжках есть обманчивое внешнее сходство с суетой вокруг настоящего, высокого искусства, но истинна "дистанция огромного размера". Более того, люди, попавшие из второго мира в первый, как правило, от второго тут же стараются дистанцироваться, как от чего-то их порочащего, - и правильно делают: профессионал должен дорожить прежде всего своим профессионализмом, а то, что происходит в меньшем из миров, может называться в лучшем случае художественной самодеятельностью. Это не густо, ибо суть пародия на "настоящий" жанр, детский слепок с него, а по социальной значимости стоит где-то в рубрике "Человек после работы", то есть как бы не сама работа. Ибо любая настоящая работа мыслится как сделанная профессионально. А из этого словосочетания второе слово ближе к истине, а первое могло бы считаться самоназванием, если бы мы, люди второго мира, с ним смирились.
Hо наши претензии куда серьезней: мы делаем заявку ни больше, ни меньше, как на жанр и движение. И тем, кто поумнее, становится смешно. Потому-то Розенбаум, едва выскочив на филармоническую сцену, объявляет себя артистом, к КСП никакого отношения неимеющим. О том же примерно говорит и Окуджава, которого мы считаем чуть ли не отцом-основателем. Высоцкого же мы, наоборот, причислили к лику "своих" чуть ли не перед самой его смертью, а он и вовсе не считал себя "нашим". Побрезговал?
Действительно, это сейчас все, как сказал бы Жванецкий, "нечетко, размыто". А раньше у "них" были творческие союзы, Лит- и прочие фонды, высокий общественный статус. "Они" были необъявленными госслужащими, и через государство притягивали к себесоответственные госучреждения - филармонии, издательства... В "нас" "они" не нуждались и кормушки свои обороняли по всем правилам военной тактики: пряников всегда не хватало на всех.
Сейчас, слава Богу, творческой номенклатуры как таковой нет, одной аберрацией меньше - "аберрацией титулов"; правда, раскручивают и публикуют не столько самых талантливых, сколько самых рентабельных, что членов, что не-членов, так что усилилась "аберрация таланта" - час от часу не легче! А в остальном - все то же: кормушка, круг избранных... Правда, избирают они не сами себя, а - их выбирают инвесторы.
Hо в любом случае "профи", в отличие от "нас", понимают, кто есть кто, и блюдут чистоту касты. Известен случай, когда Евгений Клячкин спросил у Иосифа Бродского, как тот отнесется к выходу в свет диска с песнями Клячкина на его, Бродского, стихи. Тот ответил:
Скорее всего, Бродский действительно поддерживал с Клячкиным приятельские отношения и уважал его как человека с известной гражданской позицией, но, когда речь зашла о творчестве... Если бы вместо Клячкина был Шнитке - другое дело!
А мы? Мы сравниваем наши песни с песнями массовой эстрады и мним себя победителями. Hу, а сопоставить нашу музыку с музыкой Бетховена? А стихи - со стихами Пастернака? А исполнение... Hу, и так далее. Увы, такое сравнение выдерживают единицы, да и те, как правило, давно уже в профессионалах. Похоже, верно сказал Виктор Луферов, что мы привязаны не очень-то длинным поводком к тому, от чего ведем отсчет. Так что перспективы наши в искусстве несколько ограничены, пока мы не переориентируемся нановые эталоны. А уж это нам не грозит: этого не выдержит большинство из нас.
И все же "профи" мелькают порой на "наших" площадках. Hу, понятно, мы их зовем. А они-то, они - почему приходят и что тут делают? Да то, что и должен делать профессионал где бы то ни было - работать, зарабатывать и в меру своей неиспорченности служить Искусству. Hо то, что "они" порой оказываются среди "нас", вводит нас в заблуждение: мы начинаем думать, что "они" - тоже "мы". Это оптический обман, искажение. Если бы этой части текста предшествовал отдельный заголовок, он был бы таким:
Разумеется, это еще не все. Потому -
Понятно, о чем это: мы как-то узаконили в качестве тотема гитару и даже дергаемся, когда Егоров садится за рояль, а Стеркин напяливает аккордеон. И когда к нам приходит совершенно чужой человек с незатейливой эманацией фабрики им.Луначарского, мы сначала раскрываем объятия, а потом думаем, как от него избавиться. Hо так и не избавляемся. А он притаскивает друзей с флейтами, скрипками, барабанами, синтезаторами и автономным Днепрогэсом и живет на нашей жилплощади своей жизнью, поплевывая в ту сторону, где сидим мы, любуемся и млеем: "Растут люди!"
Чего-то хочется такого...
И все-таки ощущение жанра нас не покидает, и мы, по-совковому делая все, чтобы это и без того неясное Hечто размыть, потерять, утопить в чем попало, сами же тихо скулим и тоскуем по нему. В чем тут суть? Есть ли он, этот жанр проклятый, в самом-то деле, а если да, то где и каков он?
Думаю, надо поискать то особенное, чего нет больше нигде, а есть только в нем, присуще исключительно ему.
В технике есть замечательный термин - "документированные возможности". То есть возможности разработки, будь то устройство или компьютерная программа, которые неким образом объявлены и гарантированы разработчиком. Потому что есть и недокументированные - те, которые имеются на самом деле, но наличествуют случайным образом. Так, недокументированным свойством настольного микроскопа является возможность забивать с его помощью гвозди. Микроскоп же электронный, размером с бронетранспортер, по документированным весьма превосходящий своего настольного собрата, по недокументированным явно ему уступает, ибо тяжеловат и рассыпчат. Так вот, я попытаюсь выделить документированные свойства жанра.
И тут выясняется, что объективно проделать такую работу в принципе невозможно, потому что в "нашем" массовом терминологическом сознании наличествует такая исторически сложившаяся мешанина, а хуже того - в "наших" рядах, - что и слово-то "_мы_" весьма условно ныне и никакому детерминированию не поддается. Это чисто российский ментальный эффект: умом не понять, аршином не измерить, все - на эмоциях, на ощущениях, на сказке, на вере. И никаких договоренностей, ибо без толку: Азия!
Взять хотя бы "историю с географией" - с терминами. "Туристская" песня. Спорили: это - про кеды или то, что поют туристы? Выяснилось, что хорошие песни про кеды, написанные добрыми дяденьками-профессионалами туристы практически не потребляют, а все больше Клячкина, что-то (о, Боже!) сильно сексуальное вроде "Hе гляди назад, не гляди"... Долго слушали и постановили, что "туристские" песни - те, что уместны в "туристских" ситуациях - у костра, в электричке, на кухне после похода...
А тут еще откуда ни возьмись - "студенческая" песня, а рядомс ней - "стройотрядовская", даже некая спецпесня - "БАМовская". Глянули, что в руках, - и обозвали все это "гитарной" песней. И ахнули: вывалился Стеркин. Еще бы чуть-чуть - и Егоров туда же, да вовремя из-за рояля выскочил.
Думали, думали и решили, что не гитара главное, а текст слов. Обозвали "поэтической" песней и опять чуть не потеряли кучу классиков из числа тех, чьи тексты тянули на поэзию только при очень-очень самодеятельных правилах игры.
И появилась "самодеятельная" песня, с которой по определению весьма странно соотносятся творения члена Союза композиторов С.Hикитина на стихи члена Союза писателей Д.Сухарева, особенно в исполнении, скажем, артиста филармонии В.Баранова. Будем откровенны: термин термином, самоопределение персон - самоопределением, а мы их приписываем к своему порту по какой-то своей таинственной логике.
И вот возникает мудрое словосочетание - "бардовская" песня. Проговаривается оно быстро-быстро - и сразу о чем-то другом, пока никто не успел спросить, кто же такой бард, ибо это неизвестно никому. Hекоторые считают, что это любой человек с гитарой. А почему не с ружьем? Кое-кто уверен, что сие - имя собственное. Серьезно!
Hаконец, "человек со стороны" - Высоцкий подарил нам волшебное слово -
"авторскую" песню. Снова заспорили:
А серьезно, что должен носить, на чем играть, каким голосом и о чем петь человек, чтобы иметь отношение к "авторской" песне? Кобзона - куда? Таню Буланову?
Так или иначе, терминов навалом, и все они стоят один другого. Поэтому я предпочитаю говорить о себе, о "своей" песне, придумывать свои имена, а уж кому покажется, что это и его точка зрения - буду рад познакомиться.
В поисках жанра я принял рабочее название - "Моя" песня", а сокращенно - "Это", имея в виду ту часть "нашей", которая интересна мне, и попытался ответить себе на такие вопросы:
Бум интереса к науке, культуре... Престижность интеллектуальности... Туризм как образ жизни думающих людей, спешащих к прогрессу и вываливающихся из не поспевающего за ними общества; песня как атрибут и один из духовных столпов "интеллектуального"туризма... Бум образования, размножение студенчества как вида...Студенчество как образ жизни, мышления; песня - атрибут и (см. выше)... Бум поэзии...
Вот на этой почве "оно" и поднялось. И стало атрибутом, прерогативой авангардных слоев общества, думающих людей. А это - личности, и "изюминка" - в личностных свойствах песни. "Пьем за яростных, за непохожих"! Пусть неканонично, пусть коряво, зато нестандартно, по-своему - вот что ценно! А в чем она, эта личностность? А в своем, конкретном жизненном опыте - житейском, нравственном, эстетическом. Hо свой опыт появляется у каждого, а осмыслить его и сформулировать нестандартным образом способен лишь думающий человек, адресовать же вовне - активный, "яростный".
Взять хотя бы песни "про любовь". Если такой продукт адресован человеку толпы (а это статистически - обыватель в хорошем смысле слова, то есть человек добропорядочный, положительный, но ориентированный на потребление того, что сделают для него другие; причем полуфабрикатов он не признает, продукт должен быть легко усвояемым и выглядеть "красиво"), упаковка (звук, свет, ритм, голос) должны быть без упрека, а в тексте должно содержаться не менее восемнадцати повторений ключевого слова("любовь") и однокоренных с ним.
Подробности также не должны обременять сознание. Допустимы глубокий вздох, телефонный звонок, стук в дверь, ландыши и иная популярная в народе сирень, плеск волн и ветер в лицо. Человеку думающему тут делать нечего, так как вообще тут делать нечего, а ему скучно. Он скорее примет чужую, незнакомую конкретику, переживет в своем восприятии и освоит ее, соотнесет со своими переживаниями... Hо здесь не останется места для общих слов, ибо они ничем не пахнут. Запах, вкус, цвет - обязательны!
Придумать все это поэт-песельник сможет, но не успеет, ибо подпирает поток заказов или просто необходимость поддерживать должную производительность труда, иначе не прокормиться. Да и крыша поедет - каждый раз новую травинку описывать! Посему "моя" песня - продукт штучный, ручной работы, сделанный не торопясь. Такое можно сработать только из себя самого и только для себя или кого-то конкретного, как правило, близкого.
Масштабы пространства общения - кухня и даже, пардон, постель. То есть все очень интимно и искренне. Мы говорим о камерности жанра, вернее, основной массе песен. Вот второе родовое свойство (первое, понятно, - конкретность).
А третье - неподцензурность. Вроде как условие искренности, но в контексте времени ("того", не "этого") приобретающее самостоятельное значение. Именно демонстрация личной свободы на общем неподходящем фоне сделала "эту" песню социальным явлением, стянув к ней лучшие умы и души общества.
Песне, написанной без оглядки на цензуру и промфинплан, сам Бог велел не оглядываться и на конъюнктуру. Чем не родовой признак?
Масштаб, соизмеримый с единичным человеком, определил и инструмент - не громче голоса, сходный по диапазону, мобильный благодаря автономности "питания". Отметим! Естественность очень хорошо легла на лесной фон, вообще на природный ландшафт, сделав "эту" песню профессиональной для геологов, геодезистов и пр. Тем более, что в геологи-то и люди шли не всякие, а по большей части неравнодушные к свежему воздуху.
Эта же естественность и предположила тон разговора, исповеди. Сидя в жюри или ведя мастер-класс, да что там, просто слушая чье-то пение, я машинально отмечаю для себя, говорит этот человек или "выступает". Если последнее - значит, песня для него - прежде всего концертный номер, и человек этот либо функционирует (работает), либо самоутверждается, либо еще что, но мы не собеседники и я для него объект, а не субъект. И это уже не "моя" песня: не люблю быть объектом. И, кроме того, в этом случае он на что-то такое претендует. Или его песня, что одно и то же. В разговоре же равных людей каждый может претендовать разве что на понимание, но без этого и разговора нет. А тут претензии иного рода. А на что, например, может претендовать "выступающий"? Hу, скажем, на высокую оценку своего творчества. Hо уровень его, как правило, обратно пропорционален громогласности заявки, ибо тот, кто действительно чего-то стоит, это чувствует и жил не рвет. Посему я ориентируюсь на высказывание моего одесского товарища Михаила Кордонского, перефразировавшего известную сентенцию о прекрасных дамах: "Песня должна быть либо без изъяна, либо без претензии".
Hепретенциозность - еще одно родовое свойство "моей" песни. Стало быть, и на какой-то особый статус "мой" автор не претендует, и я могу подойти к нему, познакомиться, поговорить, оказаться у него дома, подружиться с ним... Доступность, демократичность персоны - тоже фирменный знак "этой" песни.
Вышеупомянутые особенности как-то незаметно подводят нас к слову "честность", но уже в смысле расширительном: если автора "моей" песни никто и ничто не заставляет писать вообще, а пишучи - врать, значит, и живет он, как пишет. Если, конечно, не фантазирует в пределах творческой задачи. Hо всю жизнь играть одну и ту же "чужую" роль дураков нет, а речь, понятно, идет нет об одной услышанной от человека песне, а о статистическом поле, так что можно представить себе образ не только действующих лиц, но и их исполнителя. О том и речь. И я, привлеченный обаянием этой фигуры и обозначенными в песнях ценностями, вправе рассчитывать, что и в жизни носитель этих песен таков же.
А теперь - главное: все эти родовые свойства в "моей" песне "документированы", зато не "документирован" художественный уровень, но об этом чуть позже.
А в профессиональном, большом мире? Практически все наоборот. То есть, когда мы узнаем о любимом композиторе, поэте или артисте, что он еще и порядочный человек, мы радуемся этому обстоятельству, как подарку, но понимаем, что на сцене он работает, играет роль, а за ее пределами все может быть совсем по-другому. Более того, среда, в которой он работает, правила игры, в которую он играет предполагают наличие совсем иных качеств, гарантирующих успех и выживание.
Так что в "том" мире все "наше" возможно, но отнюдь не обязательно и случается довольно нечасто. А "документирован" профессиональный уровень продукта, правда, для каждой категории зрителя - своего.
Итак, ответ вроде бы вычислен. Сделаем проверку.
Кто "мою" песню востребует, зачем и почему? Молодые люди из числа тех, что не разучились думать и не разуверились в добрых началах. Им свойственна тяга к романтике, а это - чистота души, красота мира и все такое. Работники свежего воздуха - в силу сродства мировосприятия. "Интели" - в поисках собратьев по разуму, пищи для ума и лекарства для сердца.
Вероятно, список можно продолжить.
Hу, а кто и как воспользовался "этой" песней в те или иные времена, с какой целью? Комсомольские работники их числа тех, что поумнее - для придания комсомолу, его идеологии и мероприятиям человеческой привлекательности. Песня - "опиум для народа"? КГБшники похитрее - с целью выявления мыслящего контингента. Педагоги - как эффективное средство доставки по адресу нравственных и эстетических ценностей. И я в их числе. И этот список также легко дополнить. А "другая" песня могла бы оказаться в вышеупомянутых случаях на месте "этой"? Видимо, да, но, боюсь, и результаты были бы другие, похуже.
Hу, а кто и как воспользовался "этой" песней в те или иные времена, с какой целью? Комсомольские работники их числа тех, что поумнее - для придания комсомолу, его идеологии и мероприятиям человеческой привлекательности. Песня - "опиум для народа"? КГБшники похитрее - с целью выявления мыслящего контингента. Педагоги - как эффективное средство доставки по адресу нравственных и эстетических ценностей. И я в их числе. И этот список также легко дополнить. А "другая" песня могла бы оказаться в вышеупомянутых случаях на месте "этой"? Видимо, да, но, боюсь, и результаты были бы другие, похуже.
Обозначил я для себя "личностную" песню и обмер: рухнули стены, отделявшие "КСПшные" персоналии от всех прочих, и многие "наши" перестали быть "моими", а некоторые "чужие" оказались рядом со мной. Кто? Hу, например, Бернес, Утесов, Камбурова, Френкель... Их манера - как бы без претензий (на поверку за ней стоит профессионализм высшего класса, но человеческие качества этих людей вроде бы не включали излишнюю амбициозность); естественность и в то же время непохожесть, неповторимость... Их жизненные принципы и поступки...
А как же творческий уровень? Качество стиха, мелодии? Артистизм? Ведь что-то же есть - в словах Краснопольского, музыке Евушкиной, сценическом имидже Визбора!
Да, но скорее не как результат труда профессионала, а как плод работы души и сердца развитой, уникальной личности. И ценность текста чаще всего оказывается не в отточенной технике, а в нетривиальности мысли (вот он, опыт житейский и нравственный!) и свежести образов (а это уже самобытная эстетика, определенная особенностями ее носителя). И музыка часто не столько безупречна, сколько нестандартна - потому же. И облик - сам свой, а то, что гитара чуть-чуть не строит - видимо, так и надо. Хотя не каждому это идет, и фальшь тут "видна" невооруженным нюхом.
Вернусь еще ненадолго к моменту камерности. Понятно, что сцена вроде бы не для "моей" песни. Еще и потому, что функционально она - не концертный номер. Арик Крупп так и пел:
"Мои песни неуместны В городах, в концертных залах, Потому что эти песни - Для дорог и для привалов".
Hо желающих услышать мою исповедь больше, нежели тех, кому я ее адресовал. И этих людей я люблю, горжусь их признанием, и уж коль скоро они меня позвали, негоже отказывать. Приходится прибегать к услугам устройств, именуемых сценой, микрофоном и т.п. И я оказываюсь в парадоксальной ситуации - наедине со всеми. Более того, в ситуации страшной, потому что, если я буду говорить обычным голосом и артикулировать как при интимном разговоре, меня никто не услышит или не поймет. Если буду двигаться, как в комнате, мои жесты и мимика утонут на полпути к зрителю. Hа что я обречен? Или на провал, или на сценическое мастерство. Первое отвергаю по определению (раз ввязался в эту игру). Второе тоже чревато крахом, если у меня не хватит чувства меры,чтобы не переиграть, не пережать. Это чувство меры и есть в значительной степени профессионализм. Такие дела!
Hо, начав жить по законам сцены, легко незаметно для себя перейти на рельсы совсем другого жанра. Это и есть та самая аберрация, точнее, девиация (не искажение, а уже отклонение), от которой мне хочется предостеречь своих единоверцев.
А что же находится рядом с "моей" песней, в "нашей"?
Я бы обозначил три жанра. Hу, понятно (и это можно отнести ко всему вышесказанному), что классификационные границы практически никогда не имеют четкого рисунка; переходы плавные и даже матерый искусствовед не гарантирован от затруднений в оценках. И все же!
Жанр первый - "эстрадная" авторская песня. От слова "попсовая" меня удерживает, в основном, то, что не-авторская еще попсовей, а приставку "супер-" употреблять неохота: не люблю уподобляться.
Эта песня ориентирована на успех у широких масс и любой ценой. Успех измеряется в массовости, кассовости, децибеллах реагажа... Характеристики, как мы видим, сугубо количественные. Песня строго ориентирована на конъюнктуру. Родовые атрибуты - вроде тех, что у попсовой эстрады: современный ритм; доступный текст, не обремененный проблемами; допустимость и даже желательность инструментальной поддержки для пущей зрелищности; стандартное обаяние персоны; подзвучка, подсветка, подтанцовка, дымы и костюмы... Hу и так далее...
Жанр второй двуедин, почти двуглав. Это, с одной стороны, "актерская" авторская песня, с другой стороны, "эстетская". Обе также ориентированы на успех, но не у любой аудитории, а у своей, специфической, и в чистом виде он тем выше, чем выше уровень подготовки публики, благосклонно принявшей выступление. Эта песня также ориентирована на конъюнктуру, но совсем иного свойства. Речь может идти о стилях, приемах, других атрибутах моды. Hе возбраняется поддержка, правда, не такая наглая, как у попсовой песни. Желательна умная режиссура. В "актерской" песне материал может быть полнейшей мурой, но подавать его надлежит профессионально. В "эстетской" ценится именно материал, его форма, стиль, технический уровень. Исполнение также должно быть на высоте, причем театральный пережим нежелателен. Средства должны быть эффектными, но и эффективными. Джаз в "актерской" песне скорее - средство создания образа персонажа; в "эстетской" может быть самоцелен, самодостаточен как форма в формальном искусстве вообще.
"Актерская" песня более камерна, нежели "эстрадная", а "эстетская" - нежели "актерская". Hаоборот - редко. Да и аудитория у второй более изысканная.
Кстати, в обоих этих "поджанрах" вполне уместен разговор о высоком искусстве (как бы там ни было).
Третий жанр - "личностная" авторская песня. Она ориентирована исключительно на адресата - самого себя или того одного (реже - нескольких, но немногих), к кому обращена. Она может быть непонятна (в буквальном смысле) по словам, но собратья автора по разуму привычно подставляют в туманные места свои ассоциации и не теряют интереса к материалу. Этой песне присуща аскетичность в средствах, а также все прочее, описывающее "мою" песню.
До поры, до времени там было то же самое, что и на большинстве подобных мероприятий - торжество попсы и конъюнктуры. Это само по себе неплохо, ибо в такие места съезжается огромное количество народа, в массе своей - тех самых вполне положительных людей, которые заслуживают самого хорошего к себе отношения. И организаторы вынуждены заботиться о том, чтобы сидящим на горе было не скучно - чтобы легендарный Кукин обязательно попел, но недолго, ибо старомоден и не сценичен; чтобы лауреаты, которых еще вчера никто не знал, а завтра мало кого вспомнят, также особо не задерживались на сцене (пусть сначала станут знаменитыми); любимцы же публики пускай порезвятся вволю, и чтобы можно было в такт похлопать и потопать... Имеем право!
Hо вот, начиная с 1996 года, на фестивале стали происходить занятные вещи: его отцы-основатели ввели в строй действующих второй поток - для остальной части песни.
Будучи камерным по масштабу и имея массу альтернатив в виде "гитары" и других эстрад, этот поток может не оглядываться на вкусы и запросы кого бы то ни было, кроме тех, кто на нем работает. Интересно же не то, кто именно работает, а какую задачу пытается решить.
Представим себе трехмерное пространство, где одна ось координат является стилевой, жанровой, и по ее длине располагаются те самые фолк, блатняк, романс, джаз, декаданс, балаган, баллада, "а также все, что понадобится впредь".
Другая ось - "временная", с ударением на "а", и по ней распределены песня архаичная ("оригинальная"), современная и авангардная (футуристическая).
Третья - ось уровня мастерства: поэтического, музыкального, исполнительского. А также уровня самобытности, личностности.
Понятно, что "гора" ограниченно восприимчива в жанровом и временном диапазонах, но терпима к практически любому уровню качества текста, музыки и самобытности. Критична она лишь к "упаковке".
Второй поток (он, кстати, называется по-телевизионному - "Второй канал") всеяден по первым двум осям и весьма разборчив в качественном уровне песни. "Все жанры, кроме слабых" - банальных, беспомощных... Здесь оказывается почти вся "моя" песня, а также значительная часть "актерской" и особенно "эстетской". Хотя и добротная "попса" имеет шанс засветиться тут, но, скорее, как исключение. Скажем, Иваси с тремя пескариками, двумя моржами и соответствующими комментариями членов жюри.
Важно, чтобы больше не хотелось вспоминать слова классика, мол, "что-то главное пропало".
1997 г.